Все о тюнинге авто

Воспоминания о первых ликвидаторах чернобыльской аэс. "села вымирали улицами". истории очевидцев аварии на чаэс. Городское управление Припятью

Чернобыль: воспоминания очевидцев трагедии, которой лучше бы не было

26 апреля 1986 года серия взрывов разрушила реактор и здание четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС. Это стало самой крупной технологической катастрофой XX века.

В книге Светланы Алексиевич “Чернобыльская молитва” собраны воспоминания участников этой трагедии. Воспоминания о катастрофе. О жизни, смерти и любви.

О любви

Он стал меняться – каждый день я встречала другого человека… Ожоги выходили наверх… Во рту, на языке, щеках – сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись… Пластами отходила слизистая… Пленочками белыми… Цвет лица… Цвет тела… Синий… Красный… Серо-бурый… А оно такое все мое, такое любимое! Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить… Спасало то, что все это происходило мгновенно; некогда было думать, некогда было плакать.

Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились… Идем по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются… Клиника острой лучевой болезни – четырнадцать дней… За четырнадцать дней человек умирает…

О смерти

На моих глазах… В парадной форме его засунули в целлофановый мешок и завязали… И этот мешок уже положили в деревянный гроб… А гроб еще одним мешком обвязали… Целлофан прозрачный, но толстый, как клеенка… И уже все это поместили в цинковый гроб… Втиснули… Одна фуражка наверху осталась… Нас принимала чрезвычайная комиссия. И всем говорила одно и то же, что отдать вам тела ваших мужей, ваших сыновей мы не можем, они очень радиоактивные и будут похоронены на московском кладбище особым способом. И вы должны этот документ подписать…

Я чувствую, что теряю сознание. Со мной истерика: “Почему моего мужа надо прятать? Он – кто? Убийца? Преступник? Уголовник? Кого мы хороним?” На кладбище нас окружили солдаты… Шли под конвоем… И гроб несли… Никого не пустили… Одни мы были… Засыпали моментально. “Быстро! Быстро!” – командовал офицер. Даже не дали гроб обнять… И – сразу в автобусы… Все крадком…

Людмила Игнатенко, жена погибшего пожарного Василия Игнатенко

О подвиге

С нас взяли подписку о неразглашении… Я молчал… Сразу после армии стал инвалидом второй группы. В двадцать два года. Хватанул свое… Таскали ведрами графит… Десять тысяч рентген… Гребли обыкновенными лопатами, шуфлями, меняя за смену до тридцати “лепестков Истрякова”, в народе их звали “намордниками”. Насыпали саркофаг. Гигантскую могилу, в которой похоронен один человек – старший оператор Валерий Ходемчук, оставшийся под развалинами в первые минуты взрыва. Пирамида двадцатого века… Нам оставалось служить еще три месяца. Вернулись в часть, даже не переодели. Ходили в тех же гимнастерках, в сапогах, в каких были на реакторе. До самого дембеля… А если бы дали говорить, кому я мог рассказать? Работал на заводе. Начальник цеха: “Прекрати болеть, а то сократим”. Сократили. Пошел к директору: “Не имеете права. Я – чернобылец. Я вас спасал. Защищал!” – “Мы тебя туда не посылали”.

По ночам просыпаюсь от маминого голоса: “Сыночек, почему ты молчишь? Ты же не спишь, ты лежишь с открытыми глазами… И свет у тебя горит…” Я молчу. Со мной никто не может заговорить так, чтобы я ответил. На моем языке… Никто не понимает, откуда я вернулся… И я рассказать не могу…

Виктор Санько, рядовой

О материнстве

Моя девочка… Она не такая, как все… Вот она подрастет, и она меня спросит: “Почему я не такая?” Когда она родилась… Это был не ребенок, а живой мешочек, зашитый со всех сторон, ни одной щелочки, только глазки открыты. В медицинской карточке записано: “девочка, рожденная с множественной комплексной патологией: аплазия ануса, аплазия влагалища, аплазия левой почки”… Так это звучит на научном языке, а на обыкновенном: ни писи, ни попки, одна почка… Такие, как она, не живут, такие сразу умирают. Она не умерла, потому что я ее люблю. Я никого больше не смогу родить. Не осмелюсь. Вернулась из роддома: муж поцелует ночью, я вся дрожу – нам нельзя… Грех… Страх..

Только через четыре года мне выдали медицинскую справку, подтверждающую связь ионизирующей радиации (малых доз) с ее страшной патологией. Мне отказывали четыре года, мне твердили: “Ваша девочка – инвалид детства”. Один чиновник кричал: “Чернобыльских льгот захотела! Чернобыльских денег!” Как я не потеряла сознание в его кабинете… Они не могли понять одного… Не хотели… Мне надо было знать, что это не мы с мужем виноваты… Не наша любовь… (Не выдерживает. Плачет.)

Лариса З., мать

О детстве

Такая черная туча… Такой ливень… Лужи стали желтые… Зеленые… Мы не бегали по лужам, только смотрели на них. Бабушка закрывала нас в погребе. А сама становилась на колени и молилась. И нас учила: “Молитесь!! Это – конец света. Наказание Божье за наши грехи”. Братику было восемь лет, а мне шесть. Мы стали вспоминать свои грехи: он разбил банку с малиновым вареньем… А я не призналась маме, что зацепилась за забор и порвала новое платье… Спрятала в шкафу… Помню, как солдат гонялся за кошкой… На кошке дозиметр работал, как автомат: щелк, щелк… За ней – мальчик и девочка… Это их кошка… Мальчик ничего, а девочка кричала: “Не отдам!!” Бегала и кричала: “Миленькая, удирай! Удирай, миленькая!” А солдат – с большим целлофановым мешком…

Мама с папой поцеловались, и я родилась. Раньше я думала, что никогда не умру. А теперь знаю, что умру. Мальчик лежал вместе со мной в больнице… Вадик Коринков… Птичек мне рисовал. Домики. Он умер. Умирать не страшно… Будешь долго-долго спать, никогда не проснешься…Мне снился сон, как я умерла. Я слышала во сне, как плакала моя мама. И проснулась..

Воспоминания детей

О жизни

Я ко всему привыкла. Семь лет живу одна, семь лет, как люди уехали…Тут недалеко, в другой деревне, тоже баба одна живет, я говорила, чтобы ко мне переходила. И дочки у меня есть, и сыны… Все в городе… А я никуда отсюда не хочу! А что ехать? Тут хорошо! Все растет, все цветет. Начиная от мошки до зверя, все живет. Случилась история… Был у меня хороший котик. Звали Васька. Зимой голодные крысы напали, нет спасения. Под одеяло лезли. Зерно в бочке – дырку прогрызли. Так Васька спас… Без Васьки бы погибла… Мы с ним поговорим, пообедаем. А тогда пропал Васька… Может, голодные собаки где напали и съели? Не стало моего Васьки… И день жду, и два… И месяц… Ну, совсем, было, я одна осталась. Не к кому и заговорить. Пошла по деревне, по чужим садкам зову: Васька, Мурка… Два дня звала.

На третий день — сидит под магазином… Мы переглянулись… Он рад, и я рада. Только что он слово не скажет. “Ну, пошли, — прошу, — пошли домой”. Сидит… Мяу… Я давай его упрашивать: “Что ты будешь тут один? Волки съедят. Разорвут. Пошли. У меня яйца есть, сало”. Вот как объяснить? Кот человеческого языка не понимает, а как он тогда меня уразумел? Я иду впереди, а он бежит сзади. Мяу… “Отрежу тебе сала”… Мяу… “Будем жить вдвоем”… Мяу… “Назову тебя Васькой”… Мяу… И вот мы с ним уже две зимы перезимовали…

Зинаида Евдокимовна Коваленко, самосел

О живом

Стрелять приходилось в упор… Сука лежит посреди комнаты и щенята кругом… Набросилась на меня пулю сразу… Щенята лижут руки, ластятся. Дурачатся. Стрелять приходилось в упор… Одну собачку… Пуделек черненький… Мне его до сих пор жалко. Нагрузили их полный самосвал, с верхом. Везем к “могильнику”… По правде сказать, обыкновенная глубокая яма, хотя положено копать так, чтобы не доставать грунтовые воды и застилать дно целлофаном. Найти высокое место… Но это дело, сами понимаете, повсеместно нарушалось: целлофана не было, место долго не искали.

Они, если недобитые, а только раненые, пищат… Плачут… Высыпали их из самосвала в яму, а этот пуделек карабкается. Вылазит. Ни у кого патрона не осталось. Нечем добить… Ни одного патрона… Его назад в яму спихнули и так землей завалили. До сих пор жалко.

Виктор Вержиковский, охотник

И снова о любви

Что я могла ему дать, кроме лекарств? Какую надежду? Он так не хотел умирать. Врачи мне объяснили: порази метастазы внутри организм, он быстро бы умер, а они поползли верхом… По телу… По лицу… Что-то черное на нем наросло. Куда-то подевался подбородок, исчезла шея, язык вывалился наружу. Лопались сосуды, начиналось кровотечение. “Ой, – кричу, – опять кровь”. С шеи, со щек, с ушей… Во все стороны… Несу холодную воду, кладу примочки – не спасают. Что-то жуткое. Вся подушка зальется… Тазик подставлю, из ванной… Струйки ударяются… Как в подойник… Этот звук… Такой мирный и деревенский… Я его и сейчас по ночам слышу… Звоню на станцию “скорой помощи”, а они уже нас знают, ехать не хотят. Один раз дозвалась, прибыла “скорая”… Молодой врач… Приблизился к нему и тут же назад пятится-пятится: “Скажите, а он случайно у вас не чернобыльский? Не из тех, кто побывал там?” Я отвечаю: “Да”. И он, я не преувеличиваю, вскрикнул: “Миленькая моя, скорей бы это кончилось! Скорей! Я видел, как умирают чернобыльцы”.

У меня остались его часы, военный билет и чернобыльская медаль… (После молчания.)…Я такая счастливая была! Утром кормлю и любуюсь, как он ест. Как он бреется. Как идет по улице. Я – хороший библиотекарь, но я не понимаю, как это можно любить работу. Я любила только его. Одного. И я не могу без него. Я кричу ночами… В подушку кричу, чтобы дети не услышали…

Валентина Панасевич, жена ликвидатора

Хотите получать одну интересную непрочитанную статью в день?

  • 26. 04. 2016

Нина Назарова собрала отрывки из книг об аварии, ее последствиях, погибших родственниках, панике в Киеве и суде

Авария

Книга двух спецкоров «Известий», написанная по горячим следам, ушла в печать меньше чем через год после катастрофы. Репортажи из Киева и зоны поражения, ликбез о действии радиации, осторожные комментарии врачей и непременное для советской печати заключение «уроки Чернобыля».

Дежурство по пожарной охране АЭС нес третий караул. Целый день караул проводил время в соответствии с обычным распорядком: теоретические занятия в учебном классе, практические - под руководством лейтенанта Владимира Правика на строящемся пятом энергоблоке. Потом играли в волейбол, смотрели телевизор.

В третьем карауле дежурил Владимир Прищепа: «Я ушел спать в 23 часа, потому что позже надо было заступать дневальным по части. Ночью я услыхал взрыв, но не придал ему значения. Через одну-две минуты прозвучала боевая тревога…»

Вертолеты ведут дезактивацию зданий Чернобыльской атомной электростанции после аварии

На стремительно развивавшиеся события в первые секунды не обратил особого внимания и Иван Шаврей, который в этот момент находился на посту возле диспетчерской:

«Мы стояли втроем, разговаривали, как вдруг - мне так показалось - послышался сильный выброс пара. Мы это не приняли всерьез: похожие звуки раздавались и до того дня неоднократно. Я собирался уходить отдыхать, как вдруг сработала сигнализация. Кинулись к щиту, а Легун пробовал выйти на связь, но никакой связи не было… Тут и произошел взрыв. Я бросился к окну. За взрывом последовал мгновенно следующий взрыв. Я увидел огненный шар, который взвился над крышей четвертого блока…»

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля. М., 1987.)

Родственники

Роман Светланы Алексиевич - лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года - построенный в жанре истории эмоций на устных свидетельствах простых людей. Все они, независимо от рода занятий и степени вовлеченности в катастрофу, осмысляли и переживали трагедию.

«… Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоем. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу - какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Читайте также фоторепортер и журналист Виктория Ивлева побывала внутри 4-го реактора ЧАЭС

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит .)


Пострадавший от аварии на Чернобыльской АЭС на лечении в шестой клинической больнице Минздрава СССР Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины:

Пропусти меня!

Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо.

Держу ее:

Только посмотреть.

Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут.

Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет…

– Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра.

Но он не пьет молоко.

Сейчас будет пить.

Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые.

Спрашиваю:

Васенька, что делать?

Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок.

Я - беременная. Но как я его оставлю? Просит:

Уезжай! Спасай ребенка! -

Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

(Светлана Алексиевич. Чернобыльская молитва. М., 2013)

Ликвидация последствий

Воспоминания офицера запаса, призванного для ликвидации аварии и проработавшего 42 суток в эпицентре взрыва - на третьем и четвертом реакторах. Дотошно описан сам процесс ликвидации последствий - что, как, в какой последовательности и каких условиях делали люди, а также, тем же сдержанным тоном, все мелкие подлости руководства: как экономили на средствах защиты и их качестве, не желали выплачивать ликвидаторам премии и цинично обходили с наградами.

«Нас вызвали для отправки в военные лагеря сроком на сто восемьдесят суток, отправка сегодня в двенадцать часов. На мой вопрос, можно ли было предупредить хотя бы за сутки, ведь не военное же время (мне нужно было отправить жену с шестимесячным ребенком к ее родителям в город Ульяновку Кировоградской области. Даже за хлебом до магазина идти полтора километра по пересеченной местности - дорога грунтовая, подъемы, спуски, да и с маленьким ребенком женщине в чужом селе не справиться), мне был дан ответ: “Считайте, что это военное время - вас берут на ЧАЭС”. <…>


Авария на Чернобыльской АЭС. Проезд и проход запрещен Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Нам предстояло работать в помещениях четвертого реактора. Была поставлена задача - построить две стены из мешков с цементным раствором. <…> Мы стали замерять уровень радиации. Стрелка дозиметра отклонялась вправо и зашкаливала. Дозиметрист переключил прибор на следующую градуировку шкалы, при которой снимаются более высокие уровни радиации. Стрелка по-прежнему отклонялась вправо. Наконец она остановилась. Сделали замеры в нескольких местах. В конце подошли к противоположной стене и выставили штатив для замера к проему. Стрелка зашкалила. Мы вышли из помещения. Внизу посчитали средний уровень радиации. Он составлял сорок рентген в час. Подсчитали время работы - оно составляло три минуты.

Читайте также Корреспондент «Таких дел» накануне 30-й годовщины Чернобыля побывал в зоне чернобыльского поражения в Тульской области

Это время нахождения в рабочем помещении. Чтобы забежать с мешком цемента, уложить и выбежать из помещения, достаточно примерно двадцати секунд. Следовательно, каждому из нас нужно было появиться в рабочем помещении десять раз - принести десять мешков. Итого, на восемьдесят человек - восемьсот мешков. <…> Лопатами быстро накладывали раствор в мешки, завязывали, помогали поднять на плечи и бегом наверх. Поддерживая мешок на плечах правой рукой, левой цеплялись за перила и бегом по ступенькам преодолевали высоту примерно восьми-девятиэтажного дома. Маршевые лестницы здесь были очень длинные. Когда выбегал наверх, сердце просто выскакивало из груди. Раствор просачивался сквозь мешок и стекал по всему телу. Забежав в рабочее помещение, мешки укладывали так, чтобы они друг друга перекрывали. Так укладывают кирпичи при строительстве дома. Уложив мешок, бегом друг за другом спускаемся вниз. Встречные бегут вверх, напрягаясь изо всех сил, цепляясь за перила. И опять все повторялось. <…>

Респираторы были как грязные мокрые тряпки, но у нас для замены их не было. Мы и эти выпрашивали для работы. Почти все сняли респираторы, потому что невозможно было дышать. <…> Впервые в жизни пришлось узнать, что такое головная боль. Поинтересовался, как себя чувствуют остальные. Те, кто был уже две, три недели и больше, сказали, что у всех к концу первой недели по прибытии на станцию начинаются постоянные головные боли, слабость, першение в горле. Заметил, что когда ехали на станцию, и она была уже видна, то всегда в глазах у всех не хватало смазки. Мы жмурились, глаза как будто высыхали».

(Владимир Гудов. 731 спецбатальон. М., 2009.)

Добровольцы

Интернет-самиздата с воспоминаниями ликвидаторов и очевидцев аварии на ядерном реакторе достаточно много - такие истории собраны, например, на сайте people-of-chernobil.ru. Автор мемуаров «Ликвидатор» Сергей Беляков, химик по образованию, поехал в Чернобыль добровольцем, провел там 23 дня, а позже получил американское гражданство и нашел работу в Сингапуре.

«В начале июня я добровольно пришел в военкомат. Как у «секретоносителя со степенью», у меня была бронь от сборов в Чернобыле. Позже, когда в 87-88 годах наступила проблема с кадрами офицеров-запасников, хватали всех без разбора, но шел 86-ой, страна все еще была милостива к своим остепененным сыновьям… Молодой капитан в дежурке райвоенкомата, не поняв сначала, сказал, мол, мне нечего волноваться - меня не призывают и не будут призывать. Но когда я повторил, что хочу ехать по своей воле, посмотрел на меня, как на умалишенного, и указал на дверь кабинета, где усталый майор, вытащив мою карточку учета, без выражения сказал:

На кой х.. ты туда прешься, шо тебе дома не сидится?
Крыть было нечем.


Группа специалистов направляется в зону Чернобыльской атомной электростанции для ликвидации последствий аварии Фото: Борис Приходько/РИА Новости

Так же невыразительно он сказал, что повестка придет по почте, с ней надо будет снова прийти сюда, получить предписание, проездные документы, и - вперед.
Моя карточка перекочевала в новенькую папку с завязками. Дело было сделано.
Последующие за этим дни ожидания были наполнены болезненным выискиванием хоть каких-то новостей о конкретном месте сборов, о том, чем занимаются на станции «партизаны», об их быте… Мать интересовало главным образом последнее. Однако я, хлебнув однажды из войскового «сборового» котелка, радужных иллюзий на этот счет не питал.
Но ничего нового об участниках спецсборов ни в прессе, ни по ТВ не сообщалось».

(Сергей Беляков. Ликвидатор. Lib.ru)

Быт

«Чернобыль. Живы, пока нас помнят» - с одной стороны, сборник поздних воспоминаний ликвидаторов и ученых, работавших в Чернобыле, примечательных бытовыми подробностями (научная сотрудница Ирина Симановская, например, вспоминает, что аж до 2005 года проходила с найденным в куче мусора в Припяти зонтиком), а с другой - фоторепортаж: как выглядела зона в начале 2010-х.

Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе

« Приехали в Киев, отметили командировки и отправились на пассажирском катере в Чернобыль. Прямо там переоделись в белую спецодежду, которую взяли с собой из Курчатовского института. На пристани нас встретили товарищи и отвели в местную больницу, в отделение гинекологии, где жили “курчатовцы” и коллеги из Киевского института ядерных исследований. Поэтому нас в шутку называли гинекологами. Это, может, и смешно, но я поселился в предродовой палате номер шесть.


Украинская ССР. Ликвидаторы аварии Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС

Кстати, в столовой был забавный случай. Людей там всегда было много, всегда радио работало. И вот диктор читает лекцию о продуктах, которые способствуют выведению радионуклеотидов из организма человека, и в том числе, говорит диктор: «помогают выводить радионуклеотиды спиртосодержащие продукты, вино». В столовой мгновенно наступила тишина. Ждут. Что же скажет дальше? Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе. Гогот стоял неимоверный».

(Александр Купный. Чернобыль. Живы, пока нас помнят. Харьков, 2011)

Радиационная разведка

Мемуары радиационного разведчика Сергея Мирного - книга в редком жанре веселых и циничных баек о Чернобыле. В частности, начинаются воспоминания с пятистраничного рассказа о том, как радиация влияет на кишечник (подсказка: как слабительное), и какую гамму душевных переживаний при этом испытывал автор.

« Первым делом в Чернобыле “радиационно разведывали” территорию АЭС, населенные пункты, дороги. Потом по этим данным населенные пункты с высокими уровнями эвакуировали, важные дороги до тогда терпимого уровня отмыли, знаки “Высокая радиация!” где надо поставили (они очень нелепо смотрелись, эти знаки, внутри самой зоны; писали б уже “Особо высокая радиация!”, что ли), на АЭС те места, где люди скапливаются и передвигаются, наметили и отмыли… И взялись за другие участки, за те работы, что стали на этом этапе неотложными. <…>

… Забор можно протянуть так, а можно этак. “Так” он будет короче, а какие там уровни? Если высокие, то, может, протянуть его иначе - по низким уровням? Больше столбов и колючей проволоки потратим (хрен с ним, с деревом и железом!), но при этом люди получат меньшие дозы? Или хрен с ними, с людьми, новых пришлют, а древоматериалов и колючки сейчас не хватает? Вот так все вопросы решаются - должны, по крайней мере, решаться - в зоне радиоактивного заражения. <…>


Легковой автомобиль, выезжающий из зоны чернобыльской катастрофы, проходит дезактивацию на специально созданном пункте Фото: Виталий Аньков/РИА Новости

Я уж не говорю про села - для них уровень гамма-радиации был тогда вопросом жизни и смерти - в самом прямом смысле: больше 0,7 миллирентгена в час - смерть: село выселяют; меньше 0,7 - ну, живите пока… <…>

А как она делается, эта карта? И как выглядит?

Достаточно обыкновенно.

На обычную топографическую карту наносится точка - место замера на местности. И надписывается, какой уровень радиации в этой точке… <…> Потом точки с одинаковыми значениями уровня радиации соединяют и получают “линии одинакового уровня радиации”, похожие на обычные горизонтали на обычных картах».

(Сергей Мирный. Живая сила. Дневник ликвидатора. М., 2010)

Паника в Киеве

« Жажда информации, которая ощущалась здесь, в Киеве, да и, наверное, везде - чернобыльское эхо без преувеличения всколыхнуло страну, - была просто физической. <…>

Неясность обстановки… Тревоги - мнимые и реальные… Нервозность… Ну скажите, как можно было обвинять тех же беженцев из Киева в создании паники, когда по большому счету напряженность обстановки родили не в последнюю очередь мы сами, журналисты. А точнее, те, кто не давал нам реальной информации, кто, строго указуя перстом, говорил: “Совершенно ни к чему газетчикам знать, скажем, подробно о радиационном фоне”. <…>

Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок ее был ярко-желтым - бабушка пила йод.

“Что же вы делаете, мамаша?” - бросился я к ней.


Эвакуация населения из 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС. Жительницы Киевской области прощаются друг с другом и со своими домами, 1986 год Фото: Марущенко/РИА Новости

И она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его… кефиром. Бабуся протянула мне для убедительности полупустую бутылку из-под кефира. Растолковать ей что-либо я так и не смог.

В тот же день выяснилось - в киевских клиниках больше совсем не радиационных больных, в них много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожженным пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость».

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля)

Городское управление Припятью

Советское руководство, как на местном, так и на государственном уровне, в истории с Чернобылем принято ругать: за медленную реакцию, неподготовленность, сокрытие информации. «Летопись мертвого города»- свидетельство с той стороны. Александр Эсаулов на момент аварии был зампредседателем Припятского горисполкома - иначе говоря, мэром Припяти - и рассказывает о ступоре, напряженной работе и специфике управления эвакуированным городом.

« Проблем возникло такое множество, они были такие нетипичные, что просто руки опускались. Мы работали в уникальных, исключительных условиях, в каких не работала ни одна мэрия мира: мы работали в городе, которого нет, городе, который существовал только как административная единица,

Читайте также Этих людей с разных континентов объединяет одно: они родились в один день с Чернобылем

как определенное количество ставших враз нежилыми жилых домов, магазинов, спортивных сооружений, из которых очень скоро выветрился терпкий запах человеческого пота, и навсегда вошел мертвящий запах заброшенности и пустоты. В исключительных условиях и вопросы были исключительные: как обеспечить охрану оставленных квартир, магазинов и других объектов, если находиться в зоне опасно? Как предотвратить пожары, если отключать электричество нельзя, - ведь сразу не знали, что город покинут навсегда, а в холодильниках оставалось очень много продуктов, дело-то ведь было перед праздниками. Кроме того, очень много продуктов было в магазинах и на торговых складах, и что с ними делать, тоже было неизвестно. Как быть, если человеку стало плохо, и он потерял сознание, как было с телефонисткой Мискевич, работавшей на узле связи, если обнаружена оставленная парализованная бабушка, а медсанчасть уже полностью эвакуирована? Куда девать выручку из магазинов, которые еще с утра работали, если банк деньги не принимает, потому что они “грязные”, и, между прочим, совершенно правильно делает. Чем кормить людей, если последнее работавшее кафе “Олимпия” брошено, так как поваров не меняли более суток, а они тоже люди, и у них дети, а само кафе разгромлено и разграблено дочиста. Людей в Припяти оставалось порядочно: еще работал завод “Юпитер”, выполняя месячный план, потом там проводился демонтаж уникального оборудования, которое оставлять было нельзя. Оставались многие работники станции и строительных организаций, которые принимают активное участие в ликвидации аварии - им пока просто негде жить. <…>


Вид на город Припять в первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС Фото: РИА Новости

Как заправить машины, если талоны и путевки остались в зоне с такими высокими уровнями, что туда и на минуту заходить небезопасно, а автозаправщик приехал то ли из Полесского, то ли из Бородянки, и у него за отпущенный бензин, естественно, потребуют отчет по всей форме - там же пока не знают, что у нас самая настоящая война!»

(Александр Эсаулов. Чернобыль. Летопись мёртвого города. М., 2006)

Журналисты «Правды» в 1987 году

Репортажи журналиста «Правды» 1987 года, примечательные в качестве незамутненного образца кондового советского газетного стиля и безграничной веры в Политбюро - что называется, «так плохо, что уже хорошо». Сейчас такого уже не делают.

« Вскоре мы, специальные корреспонденты «Правды» – М. Одинец, Л. Назаренко и автор, – решили и сами организовать рыбалку на Днепре, учитывая сложившуюся обстановку, на сугубо научной основе. Без ученых и специалистов теперь не обойтись, не поверят, а потому на борту «Финвала» собрались кандидат технических наук В. Пыжов, старший ихтиолог из НИИ рыбного хозяйства О. Топоровский, инспектора С. Миропольский, В. Заворотний и корреспонденты. Возглавил нашу экспедицию Петр Иванович Юрченко - человек известный в Киеве как гроза браконьеров, которых, к сожалению, еще немало на реке.

Вооружены мы по последнему слову техники. К сожалению, не удочками и спиннингами, а дозиметрами. <…>

Задание у нас все-таки особое - проверить, можно ли рыболовам, у которых открытие сезона в середине июня, спокойно заниматься любимым делом – ловить рыбу, загорать, купаться, короче говоря, отдыхать. А что может быть прекраснее рыбалки на Днепре?!

Слухов, к сожалению, много… Мол, «в воду заходить нельзя», «река отравлена», «рыба теперь радиоактивная», «у нее надо отрезать голову и плавники», и т. д. и т. п. <…>


В 1986 году группа иностранных корреспондентов посетила Макаровский район Киевской области, в населенные пункты которого были эвакуированы жители из района Чернобыльской АЭС. На снимке: иностранные журналисты наблюдают за тем, как ведется дозиметрический контроль на открытых водоемах Фото: Алексей Поддубный/ТАСС

С первых дней аварии, бывая в ее зоне, мы могли досконально изучить все, что связано с радиацией, прекрасно поняли, что напрасно не стоит рисковать своим здоровьем. Мы знали, что Минздрав УССР разрешил купаться, а потому, прежде чем заняться рыбалкой, с удовольствием выкупались в Днепре. И поплавали, и повеселились, и сфотографировались на память, правда, публиковать эти снимки не решились: не принято показывать корреспондентов в таком виде на страницах газеты… <…>

И вот рыбы уже разложены на столе, стоящем вблизи кормы теплохода. И Топоровский начинает священнодействовать над ними со своими приборами. Дозиметрические исследования показывают, что ни в жабрах, ни во внутренностях щуки, сома, судака, линя, карася, ни в их плавниках, хвосте никаких следов повышенной радиации нет.

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать»

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать».

И вот уже из камбуза доносится аппетитный аромат юшки. Едим по две, по три миски, а остановиться не можем. Хороши и жареные судак, караси, лини…

Уезжать с острова не хочется, но надо - вечером договорились о встрече в Чернобыле. Возвращаемся в Киев… А через несколько дней разговариваем с Ю. А. Израэлем, председателем Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды.

«Нас тоже замучили вопросами: можно ли купаться? Ловить рыбу? Можно и нужно!.. И очень жаль, что вы сообщаете о своей рыбалке уже после нее, а не заранее – обязательно поехал бы с вами!»

(Владимир Губарев. Зарево над Припятью. Записки журналиста. М., 1987)

Суд над руководством ЧАЭС

В июле 1987 года состоялся суд - к ответственности привлекли шестерых членов руководства атомной электростанции (слушания шли в полузакрытом режиме, материалы отчасти выложены на pripyat-city.ru). Анатолий Дятлов - заместитель главного инженера ЧАЭС, с одной стороны, пострадавший при аварии - из-за облучения у него развилась лучевая болезнь, а с другой - признанный виновным и осужденный на десять лет колонии. В своих воспоминаниях он рассказывает, как выглядела чернобыльская трагедия для него.

« Суд как суд. Обычный, советский. Все было предрешено заранее. После двух заседаний в июне 1986 года Межведомственного научно-технического совета под председательством академика А.П. Александрова, где доминировали работники Министерства среднего машиностроения, - авторы проекта реактора - была объявлена однозначная версия о виновности оперативного персонала. Другие соображения, а они были и тогда, отбросили за ненадобностью. <…>

Здесь кстати упомянуть о статье. Осудили меня по статье 220 Уголовного кодекса УССР за неправильную эксплуатацию взрывоопасных предприятий. В перечне взрывоопасных предприятий в СССР атомные электростанции не значатся. Судебно-техническая экспертная комиссия задним числом отнесла атомную электростанцию к потенциально взрывоопасным предприятиям. Для суда этого оказалось достаточно, чтобы применить статью. Здесь не место разбирать взрывоопасные или нет атомные электростанции,- устанавливать задним числом и применять статью Уголовного кодекса явно незаконно. Да кто укажет Верховному Суду? Было кому, он и действовал по их указке. Что угодно будет взрывоопасным, если не соблюдать правила проектирования.

И потом, что значит потенциально взрывоопасный? Вот советские телевизоры исправно взрываются, ежегодно гибнет несколько десятков человек. Их куда отнести? Кто виноват?


Подсудимые по делу об аварии на Чернобыльской атомной электростанции (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин во время судебного процесса Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Камнем преткновения для советского суда стал бы иск за гибель телезрителей. Ведь при всем желании не обвинишь телезрителей, что сидели перед телевизором без касок и бронежилетов. Обвинить предприятие? Государственное? Это значит - государство виновато? Советское-то? Суд такого извращения принципов никак не перенесет. Человек виновен перед государством - это да. А если нет, то никто. Семь десятков лет наши суды только в одну сторону гайку крутили. Сколько последних лет идет разговор о самостоятельности, независимости судов, служении закону и только закону.

В апреле 1986 года Вадим Васильченко ходил в пятый класс средней школы Припяти – за несколько лет до этого мама получила престижную работу на атомной электростанции и семья переехала в маленький спокойный городок. Припять – спутник АЭС, аналог нашего Курчатова. Они даже внешне были похожи: многоэтажные новостройки, широкие проспекты, цветущие клумбы...

«В тот день в школе нам раздали таблетки йодистого калия, объяснив, что на станции произошел незначительный выброс, – вспоминает Вадим. – По дороге домой с одноклассниками обсуждали слухи об аварии, выясняя, что там могло взорваться: бочка с бензином, а может, целая цистерна. Решили, раз пожара не видно, ничего страшного не случилось». Была суббота, впереди – выходной и дети до вечера гоняли на улице мяч. «На следующий день в городе появилась военная техника, – рассказывает очевидец. – Вот тогда стало страшно. Поняли: произошло что-то серьезное».

Первыми Припять покинуло все начальство. Эвакуация простых жителей началась лишь через два дня, когда они уже получили максимальную дозу радиации. На улицах работали громкоговорители – людям объясняли, что они вернутся домой через несколько дней и с собой стоит брать только самое необходимое. В автобусах была ужасная давка – в городе началась паника...

О чем умалчивали власти

Поздно вечером 27 апреля начальника медслужбы ВВС Киевского военного округа Геннадия Анохина вызвали в штаб. Вертолет, только вернувшийся на базу, зафиксировал выброс радиации в зоне пожара на АЭС. «Мы срочно выехали на аэродром, – вспоминает теперь уже курянин Геннадий Александрович. – Мы догадывались, что техника тоже может фонить. Но когда поднесли прибор к вертолету, не поверили глазам. Сразу стало ясно: в Чернобыле произошло нечто из ряда вон выходящее». У экипажа оказались зараженными радиацией не только летные комбинезоны, но даже нижнее белье. «Приказал собрать всю одежду в пакеты, но что делать дальше? – вздыхает медик. – Выбросить – нельзя, сжечь – тем более». Пилоты рассказали, что дважды пролетели сквозь черное облако, поднявшееся над АЭС. Причем дверь кабины была открытой – химик замерял уровень радиации за бортом.

На следующее утро Геннадий Анохин был уже в Припяти. «Еще по дороге обратил внимание на вереницы автобусов, – делится он впечатлениями. – Город опустел – печальное и тревожное зрелище». Четкого плана действий не было – до Чернобыля никто не мог предположить возможности катастрофы такого масштаба. «40-тонный стальной колпак с реактора 4-го энергоблока был сброшен, – рассказывает Анохин. – Ясно было лишь одно: надо охлаждать реактор». Мешки с песком, гравием, мраморной крошкой и свинцом сбрасывали с вертолетов. Для этого надо было пролететь точно над местом взрыва. На высоте 200 метров радиация достигала 1000 рентген. Лучевая болезнь развивается после дозы в 100 рентген в час. 600 единиц – мгновенная смерть.

«Необходимо было определить предельно допустимую дозу для ликвидаторов, – рассказывает курянин. – Я неоднократно посылал запросы в Москву, но ответа не дождался. Пришлось брать ответственность на себя. Предложил, как в военное время, максимум – 25 рентген». Кстати, сейчас японское правительство установило предел для своих ликвидаторов в 250 миллизивертов (примерно 25 рентген). Японцы объясняют: столько в среднем получили выжившие при бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, именно при этом уровне облучения возникают первые признаки лучевой болезни. В Чернобыле первые экипажи выбрали свой максимум за три дня. Их отстраняли от полетов, на их место приходили новые. Летчики пытались защитить себя сами. Кто-то нашел листы свинца и выстлал ими кресло. Вскоре все ликвидаторы летали только в таких свинцовых сиденьях.

«Алкоголь тоже защищает от радиации, связывая свободные радикалы, разрушающие организм, – рассказывает врач. – Причем сейчас говорят, что надо пить «Каберне» или другое сухое вино. Неправда все это – лучше всего водка. Но чтобы этот способ был эффективен, надо принять алкоголь до полета. А как пьяного пилота пустить за штурвал?» Каждое утро пилотам давали таблетки, содержащие йод. «Специалисты института космической медицины к тому времени разработали немало средств, защищающих от радиации, – замечает курянин. – Это и спецкостюмы, и лекарственные препараты. Но центр не согласился направить все это для чернобыльцев. Один ученый на свой страх и риск привез секретный препарат. Передал мне флакон, всего 50 таблеток, их следовало давать тем, кто получил особо высокие дозы».

Попытки скрыть от общественности правду об аварии мешали работе. Анохин вспоминает, как возникла необходимость замерить уровень радиации в разрушенном реакторе. Выполнить можно лишь одним способом: опустить в этот ад датчик с вертолета. Пилот завис над четвертым блоком и продержал машину в таком состоянии восемь минут. «Мы посчитали, что за это время он мог получить от 8 до 12 рентген, – рассказывает Анхин. – В карточку я так и записал – 12. А генерал-лейтенант из ставки накинулся: «Почему указываете высокие дозы?» Дважды пытался отстранить меня от работы». Другой скандал разгорелся, когда Анохин распорядился набравших свою дозу пилотов направить в санаторий под Киевом. Начальство испугалось, что те расскажут о Чернобыле отдыхающим, которые разнесут весть об аварии по всему СССР.

Хриплые голоса и красные лица – эти отличительные приметы приобретали все ликвидаторы уже на третий день работы. Радиоактивные частицы оседали на коже и голосовых связках, вызывая ожог. Хвойные лес рядом со станцией высох наутро после аварии. Его так и назвали – Рыжий лес. «Я летал над ним, делал замеры. Стрелка дозиметра прыгала, как сумасшедшая. В некоторых местах зашкаливала. Это означало уровень радиации выше 500 рентген», – вспоминает курянин.

«Экскурсия» в зону смерти

Леонид Орлов впервые в Чернобыле побывал в 1985-м, за год до роковой аварии. Для начальника Первого отдела Курской АЭС командировки на другие станции были в порядке вещей. Тем более что курская и украинская станции были практически близнецами: строились по одному проекту. «Бывало, смотрю из окна на внутренную территорию – и аж не по себе становится, будто из Курчатова и не уезжал», – вспоминает Леонид Родионович. Он вернулся в Чернобыль в конце мая 1986-го – требовалось заменить получившего свою дозу начальника Первого отдела ЧАЭС. «Вместе с коллегами обрабатывал закрытую информацию, связанную с аварией, доводил ее до руководителей и специалистов АЭС», – лаконично описывает цель командировки Орлов.

Первое время пришлось жить и работать в здании горкома партии, именно там располагался штаб Минэнерго СССР по ликвидации аварии. Времени катастрофически не хватало – спали в той же комнате, где и работали с бумагами. «В углу была свалена груда матрасов, – вспоминает Леонид Родионович. – Мы проверили их дозиметром – фон ужасный! Самые «грязные» выбросили, на тех, что «звенели» меньше, кое-как устроились. Правда, лишь на несколько ночей. Позже нас переселили в пионерлагерь, где жили многие ликвидаторы». Каждый день их возили на автобусах на ЧАЭС и обратно. По возвращении всех проверяли дозиметристы – взамен фонившей одежды и обуви выдавали новую. «Поразила целая гора выброшенной обуви, – говорит курянин. – На вид как только что из магазина».

В административных помещениях атомной станции пришлось срочно заменить красивую мебель, купленную незадолго до аварии на простую, без тканевой обивки. Все оконные проемы закрыли свинцовыми листами. Чтобы хоть как-то уменьшить облучение, вплотную к ним передвинули металлические шкафы.

«Жаль молодых солдат, которых военкоматы бросили «на амбразуру» четвертого блока, – вспоминает Орлов. – Они понятия не имели, что такое радиация и какой опасности себя подвергают». Однажды он наблюдал такую картину: двое солдат стояли на улице Чернобыля со снятыми защитными «лепестками», рвали в палисаднике вишни и с аппетитом ели. От замечания об опасности радиации парни отмахнулись: «Да ерунда, вчера дождик был, он все смыл». На деле все с точностью до наоборот: осадки лишь повышают общий фон. Другой случай – любопытный солдат упросил водителя бетоновоза свозить его на «экскурсию» к четвертому блоку. Вылез из кабины и спокойно пошел смотреть, что за укрытие сооружают над рекатором. Дозиметристы, ехавшие на бронетранспортере, защищенном дополнительными листами свинца, увидев «экскурсанта», были в шоке. Его поспешно затащили в БТР и увезли.

Самую большую дозу радиации получили пожарные, первые приехавшие тушить «возгорание» на станции. Они не дали огню перекинуться на третий блок, но поплатились за это собственными жизнями. «Из средств защиты – брезентовая роба, рукавицы и каска, а они ногами сбрасывали куски графита с крыши», – рассказывает Леонид Родионович. 28 человек отправили самолетом в Москву, в шестую радиологическую больницу. Там, где они лежали, «зашкаливали» даже стены. «Позже мне довелось пообщаться с медперсоналом клиники, – говорит курянин. – Они никогда не были в Чернобыле, но получили свою дозу радиации. Их облучили те самые умирающие пожарные, за которыми они ухаживали...»

Радиацию определяли по запаху

«Словно оказался на другой планете, но с декорациями из нашей реальности», – описал свое первое впечатление от Чернобыля ликвидатор Вячеслав Смирнов. В январе 1987 года из опасной зоны стали выводить военных, заменяя из специалистами гражданской обороны. Начальник отдела боевой подготовки подполковник Смирнов отправился из Курска в Украину в феврале. Четвертый блок к тому времени был укрыт саркофагом, но работы оставалось немало. «Мы расчищали соседнюю крышу, на которую после взрыва упали обломки корпуса, – рассказывает наш земляк. – Предстояло снять рубероид и теплоизоляцию, которые страшно фонили». Некоторые «пятна» излучали по 200 рентген. Возле таких зон можно было находиться максимум полминуты, потому работали по очереди, оперативно сменяясь. Через некоторое время невидимого и неслышного убийцу – радиацию – научились определять по запаху. «Уже в 10 километрах от станции пахло озоном – это излучение ионизировало воздух, – говорит Смирнов. – Постоянно першило в горле – радиоактивные частицы обжигали слизистую».

Курянин вспоминает, как получил доступ к секретному журналу, где фиксировали все ЧП, произошедшие за эти месяцы. «Прочитал, как погиб экипаж вертолета «Ми-8». Машина задела винтом трос подъемного крана и упала прямо в реактор. Жуткая катастрофа, – вздыхает он. – Удивляла и «толстолобость» начальства. Весной 1987-го увидел строительную бригаду в Рыжем лесу – прокладывали рельсы к недостроенным пятому и шестому блокам. После всего случившегося еще планировали их запустить».

«По возвращении в Курск отправился в баню – была у меня такая привычка, – делится Вячеслав Васильевич. – И потерял сознание. Организм долго еще не мог восстановиться. На солнце становилось плохо, постоянно мучили головные боли, остеохондроз, стал беспокоить желудок. До командировки увлекался байдарочным спортом, об этом пришлось забыть. Сил донести байдарку просто не было...»

Курская АЭС стала дублером Чернобыльской

25 лет назад более трех тысяч курян были направлены на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. Около 600 уже нет в живых. «Обидно, что государство вначале приняло закон, предусматривающий льготы и компенсации ликвидаторам, а затем фактически свело их к нулю», – вздыхает один из наших собеседников.

Для кинематографистов Курская АЭС давно стала дублером Чернобыльской. Дело даже не в том, что эксперимент по быстрой остановке реактора, повлекший за собой столь катастрофические последствия, изначально планировали провести на нашей станции. Просто декорации подходящие – как сказано выше, обе станции построены по одному проекту. Первопроходцами выступили американцы. Художественная лента «Последнее предупреждение», повествующая о международном сотрудничестве врачей, помогающих России в ликвидации последствий Чернобыля, частично снималась в Курчатове. Съемки основных эпизодов, связанных с аварией, проходили на самой КуАЭС. Но у широкого зрителя картина отклика не получила. Потом было несколько документальных фильмов, их делали к очередным годовщинам. В этом году съемочную группу в Курчатов привез журналист и писатель Владимир Губарев. Фильм, посвященный 25-летию Чернобыля, создавался силами тех, кто принимал непосредственное участие в ликвидации последствий аварии. Автор «Монологов о Чернобыле» отмечает: «Нам хотелось рассказать о Чернобыле иначе, чем рассказывали до сих пор. Тех людей долгое время не считали героями, и мы попытались исправить эту ошибку».

Закрытый город Припять постепенно становится новым туристическим центром. Стоимость однодневной экскурсии из Киева составляет от 70 до 400 долларов на человека, можно договориться о выезде из Москвы. Из зоны отчуждения сделали своеобразный аттракцион. После выхода игры «Сталкер. Зов Припяти» желающих еще прибавилось – геймеры толпами едут посмотреть «живьем» на то, что каждый день видят на мониторе компьютера. Наш первый герой Вадим Васильченко тоже несколько раз успел повторить этот маршрут. Только экскурсоводы ему не нужны: в Припяти, городе его детства, ему сложно заблудиться. «Нашел свой дом и квартиру, – грустно улыбается Вадим, – там даже кое-что из мебели осталось...» Апрель 1986-го навсегда разделил его жизнь на два больших отрезка: до и после. Как и жизни сотен тысяч бывших советских граждан: жителей Чернобыля и ликвидаторов.


22 октября 2014, 19:29:10 город: Припяти_сейчас_Питер

26 апреля 1986 года произошла Чернобыльская катастрофа. Последствия данной трагедии ощущаются во всём мире до сих пор. Она породила множество удивительных историй. Ниже представлены десять историй, которые Вы наверняка не знали о последствиях Чернобыльской катастрофы.

Захороненное село Копачи

После аварии на Чернобыльской атомной электростанции (АЭС) и эвакуации жителей прилегающей территории власти приняли решение полностью захоронить село Копачи (Киевская область, Украина), которое было сильно загрязнено радиацией, дабы не допустить её дальнейшее распространение.

По приказу правительства было снесено целое поселение, за исключением двух зданий. После этого все обломки закопали глубоко в землю. Тем не менее, такой шаг лишь усугубил ситуацию, поскольку радиоактивные химические вещества попали в местные грунтовые воды.

В настоящее время территория бывшего села Копачи поросла травой. Единственное, что от него осталось – это предупреждающие знаки радиационной опасности, которые стоят возле каждого места, где было захоронено то или иное здание.

Причиной Чернобыльской аварии стал успешный эксперимент

Эксперимент с использованием реактора 4-го энергоблока, непосредственно приведший к катастрофе, на самом деле был призван улучшить безопасность его эксплуатации. Чернобыльская АЭС имела дизельные генераторы, которые продолжали питать насосы системы охлаждения, даже когда сам реактор отключался.

Тем не менее, между выключением реактора и достижением генераторами полной мощности была одна минута разницы – период, который не устраивал операторов атомной электростанции. Они модифицировали турбину таким образом, чтобы она продолжала вращаться после отключения реактора. Без согласования с вышестоящими органами директор Чернобыльской АЭС решил запустить полномасштабное испытание данной функции безопасности.

Однако в ходе проведения эксперимента мощность реактора упала ниже ожидаемого уровня. Это привело к нестабильности реактора, чему успешно противостояли автоматизированные системы.

И хотя испытание удалось, сам реактор пережил мощный всплеск энергии, от которого у него в буквальном смысле снесло крышу. Так произошла одна из самых страшных катастроф в истории человечества.

Чернобыльская атомная электростанция продолжала работать до 2000 года

После того как были прекращены работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, Советский Союз продолжил эксплуатировать остальные реакторы вплоть до своего распада и провозглашения независимости Украины. В 1991 году власти Украины заявили о том, что через два года полностью закроют Чернобыльскую АЭС.

Однако хроническая нехватка энергии вынудили украинское правительство отложить закрытие атомной электростанции. Тем не менее, денег на оплату труда работников АЭС у страны не было, поэтому ежегодно на Чернобыльской атомной электростанции происходило, как минимум, 100 инцидентов, связанных с безопасностью. В 2000 году, спустя 14 лет после Чернобыльской катастрофы, президент Украины под сильным давлением со стороны лидеров других стран, наконец, принял решение навсегда закрыть АЭС. В обмен ему пообещали один миллиард долларов на строительство двух новых ядерных реакторов. Деньги выделили, но ни реакторов, ни денег...

В 1991 году на Чернобыльской АЭС произошёл второй пожар

Учитывая грубые нарушения правил техники безопасности, плохое обслуживание и недостаточную профессиональную подготовку персонала Чернобыльской атомной электростанции, неудивительно, что после катастрофы 1986 года здесь произошла ещё одна трагедия на одном из оставшихся паровых генераторов.

В 1991 году на Чернобыльской АЭС начался пожар после того, как паровые турбины, производящие электрическую энергию на 2-м реакторе, перевели на плановое техническое обслуживание. Необходимо было отключить реактор, однако вместо этого автоматизированные механизмы случайно выполнили его перезагрузку.

Всплеск электрической энергии вызвал пожар в турбинном зале. Из-за высвобождения накопленного водорода произошло возгорание крыши. Часть её обвалилась, однако огонь удалось потушить до того, как он успел распространиться на реакторы.

Последствия Чернобыльской катастрофы дорого обходятся национальным бюджетам

Поскольку катастрофа носила радиоактивный характер, на защиту зоны отчуждения, переселение людей, оказание медицинской и социальной помощи пострадавшим и многое другое изначально ушло огромное количество денежных средств.

В 2005 году, почти двадцать лет спустя после катастрофы, украинское правительство продолжало тратить 5-7 процентов национального бюджета на программы, связанные с Чернобылем, после прихода к власти нового президента Порошенко расходы резко сократились. В соседней Беларуси власти в первый год после распада Советского Союза тратили более 22 процентов национального бюджета на возмещение расходов, касающихся последствий Чернобыльской трагедии. Сегодня данная цифра уменьшилась до 5,7 процентов, однако это всё равно много.

Очевидно, что государственные расходы в этом плане будут неустойчивыми в долгосрочной перспективе.

Миф о храбрых водолазах

И хотя огонь, образовавшийся в результате первого взрыва, удалось ликвидировать достаточно быстро, под руинами реактора продолжало оставаться расплавленное ядерное топливо, которое представляло собой огромную угрозу. Если бы оно вступило в реакцию с охлаждающей жидкостью (вода) под реактором, то это могло бы уничтожить весь объект.

Согласно легенде, трое водолазов-добровольцев перед лицом смертельной радиации осуществили погружение в бассейн с водой, располагавшийся под реактором, и осушили его. Вскоре после этого они умерли, однако им удалось спасти жизни миллионов людей. Реальная история куда более приземлённая.

Трое мужчин действительно спустились под реактор, чтобы осушить бассейн, однако уровень воды в подвале здания был всего по колено. Кроме того, они точно знали, где находится клапан для слива воды, поэтому выполнили задание без каких-либо сложностей. К сожалению, тот факт, что они в скором времени умерли - это правда.

Шведские радиационные детекторы

В тот день, когда произошла Чернобыльская катастрофа, на шведской атомной электростанции «Форсмарк» сработал сигнал «Радиационная опасность». Были активированы аварийные протоколы и произведена эвакуация большинства работников. Почти сутки шведские власти пытались установить, что происходит на «Форсмарк», а также прочих ядерных объектах скандинавских стран.

К концу дня стало ясно, что вероятный источник радиации находился на территории Советского Союза. Власти СССР лишь спустя три дня сообщили миру о том, что произошло на Чернобыльской АЭС. В итоге северные страны получили значительную часть Чернобыльской радиации.

Зона отчуждения превратилась в заповедник

Вы можете подумать, что зона отчуждения (огромная территория вокруг Чернобыльской атомной электростанции, запрещённая для свободного доступа) представляет собой нечто вроде ядерной пустыни. На самом деле это не так. Чернобыльская зона отчуждения фактически превратилась в заповедник дикой природы. Поскольку люди здесь больше не охотятся, в зоне отчуждения процветают все виды животных, начиная от волков и заканчивая полёвками и оленями.

Чернобыльская катастрофа оказала негативное воздействие на этих животных. Под влиянием радиации многие из них претерпели генетические мутации. Однако с момента трагедии прошло уже три десятилетия, поэтому уровень радиации в зоне отчуждения неуклонно снижается.

Советский Союз попытался задействовать роботов в ходе ликвидации последствии аварии на Чернобыльской АЭС

Радиация погубила жизни тысяч смелых людей, которые принимали участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Советские власти отправили им на помощь 60 роботов, однако высокий уровень радиоактивности мгновенно уничтожал их. Также в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС были задействованы дистанционно управляемые бульдозеры и модифицированные луноходы.

Некоторые роботы были устойчивы к радиации, однако вода, которую использовали для их обеззараживания, приводила их в негодность после первого же использования. Тем не менее, роботы на 10 процентов (эквивалент пяти сотням работников) смогли сократить число людей, необходимое для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

У Соединённых Штатов Америки были роботы, которые могли бы лучше советских справиться с работами по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Но поскольку отношения между СССР и США были напряжёнными, Америка не стала отправлять своих роботов в Чернобыль.

Самосёлы

Вы удивитесь, узнав, что в Чернобыльской зоне отчуждения спустя десятилетия после катастрофы продолжают жить люди. Дома большинства из них находятся в десяти километрах от 4-го энергоблока АЭС. Тем не менее, эти люди, преимущественно пожилого возраста, до сих пор подвергаются воздействию высокого уровня радиоактивных веществ. Они отказались от переселения и остались брошенными на произвол судьбы. В данный момент государство не оказывает самосёлам никакой помощи. Большинство из них занимаются сельским хозяйством и охотой.

Многим самосёлам уже исполнилось по 70-80 лет. На сегодняшний день их осталось очень мало, поскольку старость не щадит никого. Как ни странно, но те, кто отказался покидать Чернобыльскую зону отчуждения, в среднем живут на 10-20 лет дольше людей, которые после аварии на АЭС переехали в другие места.


Вертолеты ведут дезактивацию зданий Чернобыльской атомной электростанции после аварии.
Игорь Костин / РИА Новости

30 лет назад, 26 апреля 1986 года, произошла одна из самых крупных техногенных катастроф в истории - авария на Чернобыльской атомной электростанции. Взрыв на одном из энергоблоков привел к выбросу в атмосферу беспрецедентного количества радиоактивных веществ. Из 30-километровой зоны отчуждения были эвакуированы 115 тысяч человек, несколько миллионов человек на Украине, в России и Белоруссии получили различные дозы радиации, десятки тысяч из них серьезно заболели и погибли. В активной фазе ликвидации аварии в 1986-1987 годах приняло участие 240 тыс. человек, за все время - более 600 тысяч. Среди ликвидаторов - пожарные, военнослужащие, строители (соорудили бетонный саркофаг вокруг уничтоженного энергоблока), шахтеры (вырыли 136-метровый тоннель под реактор). С вертолетов на место взрыва были сброшены десятки тонн специальной смеси, в грунте вокруг станции была сооружена защитная стена глубиной до 30 метров, построены дамбы на реке Припять. После аварии для работников ЧАЭС, их семей и ликвидаторов был основан самый молодой город Украины Славутич. Последний энергоблок Чернобыльской АЭС был только остановлен только в 2000 году, сейчас там строят новый саркофаг, окончание работ запланировано на 2018 год.


Запись первых переговоров диспетчера ЧАЭС

Петр Котенко , 53 года - ликвидатор аварии на ЧАЭС, 7 апреля 2016 года, Киев. Занимался на станции ремонтными работами, после аварии проработал там около года. Рассказывает, что для прохода в зоны с особо высоким уровнем радиации ему давали защитный костюм, в остальных случаях он ходил в обычной одежде. «Я не думал об этом, просто работал», - говорит он. Впоследствии его здоровье ухудшилось, о симптомах он предпочитает не распространяться. Жалуется на то, что власти сегодня не уделяют ликвидаторам достаточного внимания.

Ликвидация последствий взрыва на ЧАЭС, 5 августа 1986 года. Авария привела к тому, что радиоактивному загрязнению подверглись территории СССР, на которых проживали миллионы людей. Радиоактивные вещества, попав в атмосферу, распространились и на территорию многих других европейских стран.

Василий Маркин , 68 лет - ликвидатор аварии на ЧАЭС, 8 апреля 2016 года, Славутич. Работал на станции еще до взрыва, занимался погрузкой топливных элементов на первом и втором энергоблоке. Во время самой аварии находился в Припяти - они с приятелем сидели на балконе и пили пиво. Услышал взрыв, а затем увидел, как над станцией поднялось грибовидное облако. На следующий день, когда заступил на смену, принял участие в работах по остановке первого энергоблока. Позднее участвовал в поисках коллеги Валерия Ходемчука, пропавшего в четвертом энергоблоке, из-за этого находился в зонах с повышенным уровнем радиации. Пропавшего рабочего так и не нашли, он числится среди погибших. В общей сложности при аварии и от облучения в течение первых трех месяцев погиб 31 человек.

Кадр из документального фильма «Чернобыль. Хроника трудных недель» (режиссер Владимир Шевченко).

Анатолий Коляди н, 66 лет - ликвидатор аварии на ЧАЭС, 7 апреля 2016 года, Киев. Был инженером на четвертом энергоблоке, 26 апреля 1986 года прибыл на смену в 6 утра - через несколько часов после взрыва. Вспоминает последствия взрыва - сдвинутые перекрытия, обломки труб и обрывки кабеля. Его первым заданием стала локализация пожара на четвертом энергоблоке, чтобы он не перекинулся на третий. «Я думал, что это будет последняя смена в моей жизни, - говорит он. - Но кому делать, если не нам?». После Чернобыля его здоровье ухудшилось, появились болезни, которые он связывает с облучением. Отмечает, что власти недостаточно быстро эвакуировали население из опасной зоны и провели йодную профилактику, чтобы пресечь накопление радиоактивного йода в организме людей.

Людмила Верповская , 74 года - ликвидатор аварии на ЧАЭС, 8 апреля 2016 года, Славутич. До аварии работала в строительном управлении, жила в Припяти, во время взрыва находилась в деревне неподалеку от станции. Через два дня после взрыва вернулась в Припять, где жили сотрудники станции и их семьи. Вспоминает, как оттуда вывозили людей на автобусах. «Как будто война началась, а они стали беженцами», - говорит она. Людмила помогала эвакуировать людей, составляла списки и готовила отчеты для властей. Позднее участвовала в ремонтных работах на станции. Несмотря на то, что подверглась воздействию радиации, на здоровье не жалуется - видит в этом Божью помощь.

Военнослужащие Ленинградского военного округа участвуют в ликвидации аварии на ЧАЭС, 1 июня 1986 года.

Владимир Барабанов , 64 года - ликвидатор аварии на ЧАЭС (на экране - его архивное фото, где он снят вместе с другими ликвидаторами возле третьего энергоблока), 2 апреля 2016 года, Минск. Работал на станции через год после взрыва, провел там полтора месяца. В его обязанности входила замена дозиметров у военнослужащих, принимавших участие в ликвидации последствий аварии. Также занимался дезактивационными работами на третьем энергоблоке. Говорит, что участвовал в ликвидации последствий аварии добровольно и что «работа есть работа».

Сооружение «саркофага» над четвертым энергоблоком ЧАЭС, 29 октября 1986 года. Объект «Укрытие» был построен из бетона и металла в 1986 году. Позднее, в середине 2000-х годов, началось строительство нового, усовершенствованного саркофага. Проект планируется завершить к 2017 году.

Вилия Прокопов - 76 лет, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 8 апреля 2016 года, Славутич. Работал на станции инженером с 1976 года. Его смена началась через несколько часов после аварии. Вспоминает разрушенные взрывом стены и реактор, который внутри «сиял, как солнце». После взрыва ему поручили принять участие в откачке радиоактивной воды из помещения, расположенного под реактором. По его словам, подвергся воздействию больших доз радиации, получил ожог горла, из-за которого с тех пор говорит только негромким голосом. Работал в сменах по две недели, после которых две недели отдыхал. Позднее поселился в Славутиче - городе, построенном для жителей эвакуированной Припяти. Сегодня у него двое детей и трое внуков - все они работают на ЧАЭС.

Так называемая «слоновья нога» расположена в помещении под реактором. Это масса из ядерного топлива и расплавившегося бетона. По данным на начало 2010-х годов, уровень радиации рядом с ней составлял около 300 рентген в час - достаточно для того, чтобы вызвать острую лучевую болезнь.

Анатолий Губарев - 56 лет, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 31 марта 2016 года, Харьков. Во время взрыва работал на заводе в Харькове, после ЧП прошел срочную тренировку и был отправлен в Чернобыль пожарным. Помогал локализовать пожар в четвертом энергоблоке - протягивал пожарные шланги в коридорах, где уровень радиации достигал 600 рентген. Он и его коллеги работали по очереди, в зонах с высокой радиацией они не находились больше, чем по пять минут. В начале 1990-х годов прошел лечение в связи с онкологическим заболеванием.

Последствия аварии на втором энергоблоке ЧАЭС, произошедшей в 1991 году. Тогда на втором энергоблоке ЧАЭС произошел пожар, обрушилась кровля машинного зала. После этого власти Украины планировали остановить станцию, однако позднее, в 1993 году, было решено, что она продолжит работать.

Валерий Зайцев - 64 года, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 6 апреля 2016 года, Гомель. Во время ЧП служил в армии, спустя месяц после взрыва был направлен в зону отчуждения. Участвовал в процедурах дезактивации - в том числе занимался захоронением радиоактивной техники и одежды. В общей сложности провел там более полугода. После Чернобыля его здоровье ухудшилось, он пережил сердечный приступ. В 2007 году, после того как белорусские власти урезали льготы чернобыльцам, организовал ассоциацию помощи ликвидаторам аварии и участвовал в судебных процессах по защите их прав.

Тарон Тунян - 50 лет, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 31 марта 2016 года, Харьков. Служил в химических войсках, прибыл в Чернобыль на следующий день после взрыва. Вспоминает, как вертолеты сбрасывали на горящий реактор смесь из песка, свинца и других материалов (в общей сложности пилоты совершили более полутора тысяч вылетов, количество смеси, сброшенной на реактор, исчислялось тысячами тонн). По официальным данным, при участии в ликвидационных работах получил дозу в 25 рентген, однако считает, что в действительности уровень облучения был выше. После Чернобыля у него было отмечено повышенное внутричерепное давление, следствием чего стали головные боли.

Эвакуация и обследование людей после аварии на Чернобыльской АЭС.

Александр Малиш - 59 лет, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 31 марта 2016 года, Харьков. Пробыл в Чернобыле и зоне отчуждения около четырех с половиной месяцев. Участвовал в работах по дезактивации. В официальных документах было указано, что он получил небольшую дозу облучения, однако сам Малиш считает, что подвергся более серьезному воздействию. Рассказывает, что уровень его облучения измеряли дозиметрами, но их показаний он не видел. Его дочь родилась с Синдромом Вильямса, который связан с генетическими нарушениями и проявляется в задержке умственного развития.

Видоизменные хромосомы у ликвидатора чернобыльской аварии. Результаты обследования, проведенного лечебно-диагностическим центром в Брянске. На территориях, подвергшихся радиоактивному загрязнению, из ста обследованных такие изменения обнаружены у десяти человек.

Иван Власенко - 85 лет, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 7 апреля 2016 года, Киев. Помогал оборудовать душевые установки для дезактивации, а также избавляться от подвергшейся радиоактивному загрязнению одежды ликвидаторов, работавших на месте аварии. Проходит лечение в связи с миелопластическим синдромом - заболеванием, которое характеризуется нарушениями в крови и костном мозге и вызывается, в том числе, радиацией.

Кладбище радиоактивной техники, которая использовалась во время ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Геннадий Ширяев - 54 года, ликвидатор аварии на ЧАЭС, 7 апреля 2016 года, Киев. Во время взрыва был строителем в Припяти, где жили сотрудники станции и их семьи. После ЧП работал на станции и в зоне отчуждения дозиметристом, помогал составлять карты мест с высоким уровнем радиоактивного загрязнения. Вспоминает, как забегал в места с повышенным уровнем радиации, снимал показания, а потом быстро возвращался обратно. В других случаях - измерял радиацию дозиметром, прикрепленным к длинной палке (например, когда надо было проверить вывозимый мусор с четвертого энергоблока). По официальным данным, получил общую дозу в 50 рентген, хотя считает, что в действительности облучение было гораздо выше. После Чернобыля жаловался на недомогания, связанные с сердечно-сосудистой системой.

Медаль ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС.

Чернобыльская АЭС и Припять, 30 сентября 2015 года. До аварии в Припяти, которая стала «городом-призраком», жили более 40 тысяч человек.

Жителям Припяти пообещали что их эвакуируют временно на 2-3 дня. За это время собирались дезактивировать город от радиации и вернуть его жителям. В это время имущество, оставленное жителями в городе охранялось от мародеров.